«Триалог. FLYSCH или о чем молчат взрослые?»

В апреле 2019 года мы принимали участие в работе конференции, посвященной психолого-историческому контексту Второй мировой войны. Участникам - коллегам из Западной и Восточной Европы была предложена работа в формате больших и малых групп. Не было привычных для такого рода лекций и мастерских, только свободная вербальная коммуникация.

Мы хотим отразить то, что нам удалось переработать как опыт участия в большой группе, не претендуя на объективность своего суждения. Этот опыт, несомненно, повлиял на наши представления о былых событиях и изменил восприятие текущих.

Триалог - это, прежде всего, возможность начать говорить о том, о чем молчали люди в нескольких поколениях после мощнейшей коллективной травмы. Немецкие дети, родившиеся после войны, попали в ситуацию умалчивания о тех событиях, что привело к формированию «мертвой зоны», с которой невозможно было никак соприкасаться и перерабатывать. На работе большой группы прозвучала история о ребенке, который придумал слово и повторял его снова и снова. Если он не хотел видеть или иметь дело с чем-то, то говорил: “Флиш!” Представьте то, чего нет, чему нет аналога. «Флиш» - то, о чем молчат родители, но ребенок об этом знает почему - то.. Соответственно, «флишеры» – те, кто «поймал» нечто из опыта предков нечто такое, что сильно откликается, но в личной истории не представлено. Это нечто и есть травма.

Когда началась работа групп, мы обнаружили что Война неодинаково повлияла на разные культуры. Немецким детям, родившимся после войны, родители не рассказывали, что было до их рождения. Они молчали. Не пережитая трагедия отрезала, заморозила семейные межпоколенческие связи. Как берлинская стена, которая разделила город на части. Повзрослевшие дети, в поисках информации о своих родственниках, с тревогой ждали ответа из архива Вермахта. Для них крайне важно было узнать, что родственники не были карателями и не уничтожали мирных жителей. И они ожидали ответ: “Они просто были солдатами и выполняли приказы”. Когда мы рассказывали о том, что нам известно о Войне от родственников, истории из “первых уст”, участники из Германии говорили: “Вам повезло, что ваши родители об этом могли рассказывать, наши же родители не говорили об этом.” Как жертва, так и палач связаны – у них общие травмы. Не мы воевали, а наши предки. Русский и немецкий народ пострадал от одного и того же явления. Мы все жертвы.. Почему?

Когда человек “разрешает” себе уйти от вины, то лишает себя чего-то человеческого. Как найти в своем отце-карателе что-то хорошее? Сложность прощения своей стране, родителям лишает большой части себя самого. Рождает ужас и невозможность говорить об этом, соприкасаться с этим мертвым грузом. Немцы - носители стыда и вины. Поэтому у них было много благодарности к участникам из других стран за совместную возможность оплакать, исторгнуть то, что лежало мертвым грузом в прямом и переносном смыслах.

В заключении возникло несколько аналогий. Первая - это метафора прививки от ненависти, которую все получили в результате работы, в которую все участники были погружены 3,5 дня. Вторая – что проведенная работа – это Сизифов труд. Поскольку каждый раз приходится делать все заново: погружаться и перерабатывать

боль, злость и другие чувства. А потом оказывается, что они опять накопились. Как контраргумент – каждому дому приходится дома наводить порядок снова и снова. Возможно, Сизиф - самый счастливый человек, ведь каждый раз он находит смысл. И, наконец, появился образ камня, удерживаемый в нитках – как символ того, что удалось удержать и выдержать на самой конференции (а не выбросить и не бросить в кого-то). Это и явилось кульминационным переживанием, что проведенная работа была не напрасна.